Когда при хрущеве переиздавали книгу Некрасова "В окопах Сталинграда", то было некое замешательство. Город-то переименовали. Да и Сталин же убил миллиарды неповинных. В то время родился такой анекдот:
У ветерана спрашивают: - Это у вас что за медаль? - "За оборону Волгограда". - А кто вручал? - Как же! Лично товарищ Волгин!
Какие прекрасные русские лица! Какие раскрытые ясные взоры! Грабитель. Угонщик. Насильник. Убийца. Растлитель. И воры, и воры, и воры.
Это древнее четверостишие давеча мне встретилось в сети. Там же увидел и оправдание – дескать, губерман тогда сидел в тюрьме, потому и были вокруг него только такие некачественные русские.
Но вот если бы это стихотворение писал нееврей и первая строка выглядела так: «Какие еврейские чудные лица!», то какова была бы реакция?
Непременно бы этого автора заклеймили антисемитом. И запретили бы въезд в Израиль и еще в полусотню стран. А если бы он туда проник, то закатали бы на каторгу.
Да, сам губерман оказался в тюрьме за торговлю крадеными иконами. Википедия пишет, что обвинение, конечно, было сфабриковано кровавой гебней. Ну и в самом деле: разве подобный сомнительный гешефт мог быть приемлем для еврейского поэта?
Ехал из Риги в Москву. Дорога - лучше не придумаешь. Машин мало. Если обгоняешь, то можешь даже глаза закрыть - на встречке едва-ли кто будет. Нет, конечно, не закрываешь, особенно на праворульной машине. Держитесь ПДД, друзья!
Слушал по привычке аудиокнигу. В этот раз две повести Леонида Соловьёва о Ходже Насреддине. Кто не читал - предельно советую. Не оторветесь и насладитесь, о светоносные средоточия человеческой премудрости и презренные вместилища соевых пельменей. Да, о чем бишь я.
О судьбе автора этих книг - Леониде Соловьёве. Заметна разница первой и второй его книг об этом восточном герое. Первая более динамична, а вторая более размыслительна. Почему, подумал я? Порыскал. Додумался. А потому что первую он писал на свободе, а вторую - в лагере.
Вот пишет википедия: "Отправили писателя в Дубровлаг (Мордовия), где в виде исключения ему разрешили в свободное от работы время заниматься литературным творчеством. Родителям и сестре Зинаиде он писал в мае 1948 года, что присылать ему ничего не надо, кроме бумаги: «Я должен быть дервишем — ничего лишнего… Вот куда, оказывается, надо мне спасаться, чтобы хорошо работать — в лагерь!.. Никаких соблазнов, и жизнь, располагающая к мудрости. Сам иногда улыбаюсь этому».
И далее по свидетельству его друга Юрия Олеши:
"О жизни там говорит, что ему не было плохо — не потому, что он был поставлен в какие-нибудь особые условия, а потому, что внутри, как он говорит, он не был в ссылке. «Я принял это как возмездие за преступление, которое я совершил против одной женщины» — моей первой, как он выразился, «настоящей», жены. «Теперь я верю, я что-то получу». «Преступление против женщины», о котором говорил Соловьёв, он сам затронул в своих показаниях на следствии 1946 года: «Я разошёлся с женой из-за своего пьянства и измен, и остался один. Я очень любил жену, и разрыв с ней был для меня катастрофой».
Здесь есть о чем подумать. Не о земных причинах наших бед, а о небесных. И о небесном же избавлении. Всё в Божьем мире направлено не к нашей гибели, а к нашему спасению.
А книги Соловьёва удивительны! Они изящны! Они безупречны! Они добры! Они не раз заставили меня, заскорузлого грешника, прослезиться.
